Эротика

В общежитие музыкального училища чужому человеку проникнуть было крайне сложно, но каким-то хитроумным способом, отвлекая бдительную вахтёршу, девочка-студентка, взяв меня за руку, втащила меня в мрачный коридор и дальше на какой-то этаж к себе в комнату. Она жила одна. Пока мы шли, я слышал звучание музыкальных инструментов и завидовал, что можно вот так жить и играть на чём хочешь в своё удовольствие.
Девочка была хороша! Худенькая и стройная, она просто будоражила меня. До этого мы встречались на улице, холодными осенними вечерами сидя где-нибудь на скамеечке. Нас было четверо. Девочки сидели у нас на коленях, и мне, шестнадцатилетнему пареньку, это было невероятно приятно! Тепло её тела и близость, очаровательные запахи молодого тела заставляли меня волноваться. Это было приятно. Чертовски приятно!
Она пела, аккомпанируя себе на гитаре, и тогда она казалась богиней. Я мечтал о ней, и ещё мечтал о её подруге, которая тоже была богиней, а позже уехала в Финляндию, где стала фотомоделью. Она говорила, что отец у неё грек, и я верил ей, и черты её мне казались по-настоящему греческими.
Шестнадцать лет. Чувства в этот период обнажены и ощущения остры донельзя! И я стеснялся их и робел, стараясь их скрыть, и нарочито казался грубоватым в моменты нежности.
А нежности было так много! Она прижималась ко мне своими гладкими щёчками, трогала меня губами, что-то шептала мне на ушко, и я хотел уже всю её, потрогать и исследовать каждую частичку её молодого тела.
И вот мы у неё дома. Большой шкаф, большая кровать и фортепиано. Девочка пошла в душ, а я залип на фано. Я сидел и играл что-то, изучая инструмент, его возможности, пока не ощутил прикосновения шёлкового халатика и нежных рук. Предчувствуя неизбежную близость, я так робел, что позволил себе тянуть время, когда она легла в кровать. И она позвала меня.
Совсем нагая, она была невероятно прекрасной. Я трогал её и наслаждался нежной кожей и уникальными изгибами её тела. Каждый бугорок и каждая впадинка доставляли мне невероятное наслаждение!
А время шло. С Салтыковки до Маяковки нужно было ехать с пересадками, и накануне мой отец строго и зло заповедал мне являться домой до полуночи. Отца я боялся. Даже в шестнадцать лет. Но что такое этот страх в сравнении с молодым и гладким телом той, которая голая лежит на мягкой постели и тело её податливо и источает фимиам?
В комнате включено радио, а руки мои уже там, где кручёный виссон, и я не могу этим налюбоваться, я просто очарован нежнейшими волосками. Я касаюсь губами сосцов, будто младенец.
И вот я там, как сказал Веничка Ерофеев, в содрогающемся и всхлипывающем входе в Эдем. Там было тепло и невероятно просторно и влажно. Я ещё никогда не видел, чтобы там было так влажно и просторно. Я, конечно, знал эту влагу, но чтобы так обильно! А простора такого я никогда не встречал. Это было какое-то раздолье! И мне эта новизна нравилась.
Девушка лежала не шелохнувшись, я такого тоже ещё не встречал, обычно всё происходило эмоционально, со страстью, а здесь совсем по-другому, что невольно отдаляло кульминацию. А тут ещё радио заиграло гимн Советского Союза, оповещая о полночи. Я прямо расстроился, вспомнив об отце, о дальней дороге пешком, о возможных пиздюлях, но дело своё продолжал, и когда завершил его, девушка сказала мне: «Что же ты такой слабенький? Надо кефирчик кушать, сметанку».
Больше я её не видел. Подруги её говорили, что зовёт меня, но мне уже было неинтересно. Страсть она тем и хороша, что длится бурно и не слишком долго, и снова вызывает неутолимую жажду. И никогда потом я не встречал такой женщины.
По-моему, я даже не получил пиздюлей от отца, будто сама природа смилостивилась надо мной.